10.02.2014

Несоветские кадры

На выставке «Гений места. Классика литовской фотографии» в Центре фотографии им. братьев Люмьер показывают работы мастеров литовской школы фотографии XX века.

Во время «оттепели» в Литве было создано первое в СССР официальное Общество фотохудожников. В 1969 году выставку «9 литовских фотографов» с шумом показали в Москве. Она вызвала такой резонанс, что прибалтийскую страну тогда прозвали «фотографической республикой». Эта экспозиция стала первой прививкой новой фотоэстетики советскому культурному пространству.

В 1960-е годы, когда главный в СССР профильный журнал «Советское фото» из номера в номер печатал снимки счастливых пионеров и бодрых передовиков производства, литовские фотографы создавали визуальную прозу, родственную неспешным рассказам Бунина.

Их работы отличались легким дыханием, неприемлемым для душного идеологического искусства, тягой к бытописательству и внутренней мелодикой, под которую не ходят строем.

Сегодня популяризацией литовской фотографии в Москве занимается Центр фотографии им. братьев Люмьер. В 2009 году здесь открылась ретроспектива классика каунасской школы Александраса Мацияускаса, а через год — большая выставка «Феномен Литовской школы. Западная фотография в СССР», вобравшая в себя работы еще двух тяжеловесов от фотографии — Антанаса Суткуса и Виталия Бутырина. «Гений места» продолжает этот цикл. Помимо уже перечисленных авторов, в Центре фотографии показывают около двухсот снимков Ромуальдаса Ракаускаса, Вацловаса Страукаса, Йонаса Кальвялиса, Альгимантаса Кунчюса и других.

Мастера литовской школы учились фотографии по западным журналам 1930-х. Для советского зрителя их работы стали самым настоящим окном в Европу — сыграли роль соединительной ткани, связавшей журнал «Советское фото» с методами французского фотоклассика Анри Брессона. Литовцы почти вслепую, на ощупь пробирались к его идее «решающего момента» (Брессон снимал любую сцену в секунду «моментального распознавания» — наивысшего эмоционального напряжения и рождения внутренней драматургии снимка) и завершенности кадра.

Может быть, поэтому студентка, попавшая в объектив Альгимантаса Кунчюса, так напоминает Сильвию из «Сладкой жизни» Феллини.

При этом «европейская» манера не мешает Ромуальду Пожерскису сочетать ее с крестьянскими, родными для архаичной литовской культуры сюжетами — правда, довольно изощренно решенными с точки зрения композиции.

В этих почти что лубочных картинках фотографы литовской школы связывали эмоциональные явления с социальными. Так, через социальную тему у Вацловаса Страукаса (сквозь портреты сельского врача и школьной учительницы) все равно прорывается метафизика, а основной сюжет фотографии разворачивается за пределами кадра. На выставке в Центре фотографии показывают три цикла его работ: «Дюны», «Молодая Клайпеда» и «Последний звонок».

В культурной самостоятельности Литвы фотографы этой страны находили нотки, созвучные душевной автономии каждого.

Часть основателей литовской школы, как Ракаускас и Суткус, работали с фотографией, как с разговорной стихией. Они обращались напрямую к человеку, превращая незначительные моменты его жизни в лейтмотив снимка.

Суткус снимал детей, облепивших мотоцикл со всех сторон («Первые байкеры»), Ракаускас — статных дам, переходящих дорогу («Наш Каунас»).

Однако если лиричные работы последнего основаны на кинематографической условности (как цикл «Цветение»), то фотографии Суткуса держатся на драме — сценической стремительности каждого кадра. В снимках из цикла «Люди Литвы» он рассуждает о том, что творится внутри человека, сросшегося с обезличивающей советской культурой — например, внутри школьников в красных галстучках и грустных женщин в одинаковых пальто.

Литературный критик Лев Аннинский, в 1984 году выпустивший книгу «Солнце в ветвях (Очерки литовской фотографии)», говорит, что главная черта фотоискусства этой прибалтийской страны — «переживание человека как насквозь природного существа».

Природа, существующая вне контекста общества и культуры, по его мнению, становится скелетом литовской фотографии. И действительно: каждый персонаж, скажем, Виргилиуса Шонты теряется на фоне пейзажа, остается второстепенным.

Правда, нередко композиционные изыски, которые активно культивировали практически все представители литовской школы, заменяли им содержание.

В работах Мацияускаса, например, ощущение монументальности приводит к тому, что абсолютно все фигуры начинают походить то на античные статуи, то на памятники советским вождям.

Снимки Ракаускаса, Кунчюса, Луцкуса и других литовцев не были похожи на то, что публиковалось на разворотах «Огонька» или «Советского фото». Вместо того чтобы делать идеологически выдержанные зарисовки нравов, литовцы предпочитали разглядывать облака, как Кунчюс (серия «Книга облаков»), или наблюдать за буднями Вильнюса (Ракаускас). Однако они не стремились разгромить нормы советской фотодействительности — в их работах нет сопротивленческого нерва. Они, кажется, были заняты более серьезным делом — конструировали свою собственную реальность.

Татьяна Сохарева

Источники:

1. gazeta.ru