22.01.2014

В Московском музее современного искусства открылась выставка Богдана Мамонова

В Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре открылась выставка Богдана Мамонова «Транквилизация памяти» — притча о добре и зле, разыгранная на материале семейной фотохроники начала ХХ века.

Интересоваться своим родословием свойственно буквально каждому, однако не во всех случаях такого рода любопытство приводит к благостным чувствам и умилительному созерцанию фамильных реликвий. В частности, в новейшей истории России хватало обстоятельств, способных воспрепятствовать всеобщему позитиву, когда речь заходит о ближайших предках. Перечислять эти факторы нет смысла, все и так в курсе. Поэтому неудивительно, что московский художник Богдан Мамонов, задумав построить персональную выставку, приуроченную к своему 50-летию, на базе семейного архива, решил внести в сценарий проекта трагические интонации.

Куда более необычно то, что реальная трагедия (прадедушка автора, инженер немецкого происхождения Григорий Шпейер, был арестован в 1932 году и покончил с собой в тюремной камере, а его дочь, не вынеся горя, умерла годом позже), соседствует в экспозиции с двумя другими жанрами — пасторалью и фарсом.

Пожалуй, буколического трагифарса, основанного на семейном материале, наша арт-сцена еще не видывала.

Упомянутый Григорий Константинович Шпейер был большим поклонником технических новинок и незадолго до Первой мировой выписал из Франции хитроумный аппарат для создания стереофотографий — он назывался таксифот. Собственно, стереопары на стеклянных пластинах, запечатлевшие маленькие радости из жизни обеспеченной инженерской семьи, после конфискации имущества остались едва ли не единственным свидетельством прежней их жизни. Оказавшись наследником этих реликвий, Богдан Мамонов уже в зрелом возрасте втянулся не просто в биографическое исследование, но в художественную интерпретацию сюжета. Приблизительно с 2006 года, после распада известной арт-группы Escape, куда входили также Валерий Айзенберг, Антон Литвин и Лиза Морозова, в индивидуальном творчестве Мамонова все настойчивее начали звучать родственные мотивы.

Старинные стереофотографии, будто специально созданные для того, чтобы иллюстрировать безмятежный образ «России, которую мы потеряли», обрастали неоднозначными мультимедийными парафразами, где уже не было ощущения идиллии.

Вроде бы те же сценки, те же семейные эпизоды — хоровод в саду, конный выезд на пикник, гости на празднике, музицирующие барышни и т.п. — стали нагружаться дополнительными смыслами, подчас бессознательно тревожными. Вдобавок автор и себя самого включил в эту визуализированную семейную хронику, подверстывая к ней собственные детские изображения образца 1970-х.

Словом, нагнетался некий саспенс, но долгое время было не совсем понятно, к чему ведет художник и ведет ли вообще к чему-то, кроме воплощения своих рефлексий по поводу фамильной истории. Сейчас эта линия жестко состыковалась с древнеримскими коннотациями, и подвисшая было интрига получила новый заряд. Признаться, этот микст не выглядит столь уж очевидным, он вышел довольно рискованным для восприятия публикой, но во внутренней смелости юбиляру не откажешь. Чтобы стало яснее, следует заметить, что в названии проекта «Транквилизация памяти» содержится смутный отсыл к имени Гая Светония Транквилла, автора эпохального труда «Жизнь двенадцати цезарей». Мамонов выбрал из них жизнеописание Калигулы, внедрив его элементы в выставку.

Фигурируют не только цитаты из книги на мониторах, где то восхваляются добродетели правителя, то изобличается его жестокость, граничившая с безумием. Подобные формулировки переползают и в подписи к пасторальным семейным сценкам, без того уже подвергнутым авторскому «отревожниванию».

Тексты из Светония звучат в качестве сопровождения к видеофильму «Сапожок», в котором происходит безостановочная пульсация ракурсов, еле различимых на пасторальных стереопарах. Кстати, «Сапожок» — это и есть Калигула, так переводится его прозвище, полученное в детстве. Наконец, апофеозом темы тирании и последующего возмездия становится видеоинсталляция, где три юные девы в белоснежных хитонах остригают голову художника наголо и омывают ее кровью из чаши. Тут и фарсовая кульминация, и театрально-трагедийная.

Так что же за причудливые параллели, отчего вдруг приблудился в проект сумасшедший цезарь? Художник не только готов дать объяснения, но даже сочинил путеводитель по собственной выставке, в котором раскрываются и смысл, и структура происходящего.

Если вкратце, его занимает двойственность человеческой натуры и в целом дихотомия добра и зла. Дистанция от идиллии до ужасающего порока вовсе не столь велика, как иногда кажется. Разве не мог кто-нибудь из персонажей давних фото стать безжалостным палачом? И разве исключена вероятность того, что нынешние младенцы разовьются в каких-нибудь монстров?

Для пущего эффекта Богдан Мамонов вовлекает в проект образы собственных детей (их у него семеро), отчего зрелище выходит особенно трудным для восприятия.

Не так уж легка для прочтения и понимания зеркальная симметрия, использованная как экспозиционный принцип. Но вся эта рискованная фабула вырастает, пожалуй, из авторского ощущения, что нельзя умиляться и негодовать по отдельности, вне исторических и персональных контекстов, как будто силы света сталкиваются с силами тьмы без всякого человеческого участия. Правда, так и не удается понять, как бенефициант относится к предопределению судеб: существует оно или зря болтают? И все-таки заметно: к определенным возрастным рубежам актуальный художник приходит с тем же набором экзистенциальных вопросов, что и большинство думающих людей, хоть либералов, хоть консерваторов, хоть самих по себе.

Велимир Мойст

Источники:

1. gazeta.ru