В Центре фотографии имени братьев Люмьер открылась выставка Дениса Пила. Культовый мастер снимал для журналов Vogue, Vanity Fair и GQ, ему позировали Настасья Кински, Джейми Ли Кёртис, Ума Турман и Шарлотта Рэмплинг.
- Вы посетили столицу в экстремально холодные дни. Как ощущения?
- Приходится надевать кучу одежды, в итоге чувствуешь себя как капуста. Но в целом доволен. Я 30 лет собирался приехать в Россию, и вот наконец-то здесь.
- Неизбежный вопрос: почему стали фотографом?
- Это долгая история. Впервые взял в руки камеру, когда мне было 16. Скоро оставил учебу и поступил ассистентом в фотолабораторию. Смотрел снимки, принесенные клиентами, и думал: ведь я могу сделать гораздо лучше. В итоге решил переквалифицироваться в фотографа. Босс уговаривал не совершать подобного шага: «Зачем, у тебя стабильный заработок!» Самое забавное, что в наши дни принципы печати кардинально изменились, и мастерам пришлось переучиваться. Так что насчет стабильности он ошибся. Поначалу занимался рекламной съемкой, затем открыл собственную студию. Мне едва исполнилось 20 лет.
- Как оказались в Штатах?
- Я вырос в Австралии. Мои родители, участники Сопротивления, покинули Францию после войны, когда мне было всего два года. Став самостоятельным, переехал в Европу, однако надолго не задержался — манил Нью-Йорк. Пожитки отправил морем. Но не повезло: случился шторм, и все погибло — вещи, пленки, фотоаппаратура. Уцелело лишь несколько снимков.
В Штатах получил заказ от The New York Times. Эти работы заметил Александр Либерман, креативный директор Conde Nast, и предложил сотрудничать. Самое забавное, что пришлось отказаться: к тому времени уже договорился о съемке во Франции. Чувствовал себя ужасно, ведь американский Vogue — очень известное и уважаемое издание. Однако спустя две-три недели позвонили снова, дали заказ: требовались небольшие фото для оформления проекта. Позже попросили подготовить обложку журнала. Вероятно, этого никогда бы не случилось, не скажи я поначалу «нет».
- Довелось ли общаться с Татьяной Яковлевой, женой Александра Либермана? Для нас она особая фигура — муза Маяковского.
- Я этого не знал, но чувствовал, что русские к ней относятся по-настоящему трепетно. Действительно, мне приходилось бывать у них дома. Что касается самого Либермана, то он фактически стал моим учителем, дал путевку в жизнь.
- На что похожа работа в модном бизнесе? «Дьявол носит Prada» — это правда или карикатура?
- Наверняка существуют и зависть, и интриги, однако я старался держаться в стороне. Конечно, многих удивляло, что в Conde Nast сразу предложили контракт — это большая редкость. Учитывая, что меня тогда мало кто знал. Главным было не потерять почву под ногами. Так, кстати, называется моя новая книга: Down to Earth. Всегда старался, чтобы высокая мода не выглядела чем-то эфемерным, а, наоборот, касалась каждого из нас.
- Герои большинства Ваших фотографий — красивые женщины, нередко совершенно обнаженные...
- Мужчин я тоже снимал: много сотрудничал с GQ. Но лукавить не буду: предпочитаю женщин (смеется). Я стремился не просто показать красивую одежду, но рассказать историю, передать чувственность моделей.
- Трудно проводить подобные фотосессии?
- Важно, чтобы никто не ощущал себя неловко. Некоторые девушки потом признавались: «Я бы не стала позировать обнаженной ни перед кем, кроме Дениса».
- Если говорить о более целомудренных снимках: в свое время Ваш объектив запечатлел многих будущих звезд кино и подиума: Кристи Тарлингтон, Уму Турман...
- Они находились в самом начале пути. Признаюсь, мне импонирует уязвимость, беззащитность новичков, которые еще не успели обрасти штампами. Я всегда был больше режиссером, чем фотографом: давал моделям сценарии, помогал создавать образ. Многие просто изображают эмоции, а мне хотелось более серьезного и глубокого подхода. Ума, например, оказалась великолепна, я не мог заставить себя опустить камеру. А ведь ей было всего 16 лет — первая профессиональная фотосессия.
- В 1989 году Вы оставили Conde Nast. Покинули модный бизнес, живете во Франции в шато XII века недалеко от Тулузы. Не жалеете о принятом решении?
- Нисколько. У меня была собственная кинокомпания с производством в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Чикаго, она отнимала много времени: на все не хватало сил. Однажды понял, настал удобный момент для перемен. Снял документальный фильм «Любовь слепа», сейчас работаю над новыми проектами.
- Правда, что Вам довелось общаться с легендарным фотографом-сюрреалистом Маном Рэем?
- Да. В юности одно время жил у бабушки с дедушкой в Париже. Узнал от них много нового о своей семье. Оказывается, мои родственники были связаны с искусством. Дедушка совместно с философом Жоржем Батаем редактировал известный интеллектуальный журнал Critique. Один мой внучатый дядя — философ Жак Лакан, другой — художник Андре Массон. Мне открылся удивительный мир, удалось познакомиться с выдающимися людьми. В том числе с Маном Рэем. Не скажу, что плотно общались — просто однажды пообедали, потом я сделал несколько кадров.
- Что думаете о наступившей цифровой эпохе?
- Технически работать стало гораздо проще. Я всегда мечтал снимать без камеры, и теперь могу фотографировать даже мобильным телефоном. К примеру, последний проект Down to Earth целиком сделан на «цифру». Впрочем, самая важная и трудная задача для фотографа не меняется десятилетиями: нужно найти свой взгляд. Аппаратура при этом может быть любой.
- Есть фавориты среди современных авторов?
- Не сказал бы, что слежу за коллегами. Во многом ушел в кино именно потому, что заметил: все стали повторяться. К сожалению, те, кем я восхищаюсь, уже умерли. А нынешним снимкам чего-то не хватает: возможно, души. Иногда листаю журналы в самолете и вижу отличные, профессионально сделанные фото, которые, однако, не трогают. И если в этом виноваты новые технологии, то очень жаль, ведь я не считаю «цифру» абсолютным злом.